понравился драбблик...дневник тупит и не хочет копировать в ворд... утащила к себе...
22.03.2011 в 22:38
Пишет Neverra:Название: -
Автор: Neverra
Бета: Нет
Фандом: Хеталия
Размер: драббл
Рейтинг: PG-15
Жанр: романтика, да... (интересно, а есть жанр "патриотизм"? если нет, то надо срочно придумать! правда, у меня он какой-то неправильный...)
Персонажи: Бригинский, Альфред.
Дисклаймер: все принадлежит автору Хеталии (да, я опять забыла его фамилию, а искать лень!), я же, проползая мимо...
Размещение: Где хотите, только отпишитесь.
Предупреждения: 1) Ну, что ООС - это классика.
2) Автора несет, а куда - он и сам не знает.
3) Еще, наверняка, были причины, покоторым этот фик не выкладывался несколько месяцев, но... столько дней прошло. Может, я про него просто забыла?
4) Где начало и конец - с ходу фиг определишь. И, да, нарушенная хоронология, она такая нарушенная...
читать дальшеВ огромной квартире не теплилось ни единого огонька. Хотя, огромной она была для кого угодно, но не для бывшего СССР – с его старым домом мало что способно сравниться… или вообще ничто. Вот только жило в том доме такое количество народу, что даже он, как иногда казалось, был несколько тесноват, а уж свет там жгли сутками. А потом все разбежались кто куда и… Иван просто не видел причин оставаться в одиночестве в пустом доме. Только душу травить, да нервы портить.
Тогда он поступил почти неприлично просто: приобрел жилплощадь поменьше, да переехал, сообщив нужным людям свой новый номер телефона. И не стал, как ожидали – как надеялись – европейцы, закатывать истерику и удерживать уходящих. Хотят – пусть катятся. Ему и так не кисло.
…а в новой квартире все тихо-мирно, никто не топает по коридору, не таскает втихую из холодильника «вкусненькое», нет очереди в туалет, и не горит свет ночами. Хоть Брагинский и не спит…
Этой ночью Иван тоже почти не спал. Сидел в кресле, положив руки на подлокотники, смотрел в незашторенное окно, да изредка погружался в дрему. Такая вот своеобразная реакция на одиночество. Он бы смеялся, останься у него силы.
Когда на площадке раздались чьи-то шаги, он только вяло удивился, кто это там шатается среди ночи, но когда возле его двери загремели ключи и раздался щелчок открываемого замка, все его внимание вновь было обращено на окно. Он не слушал, как открылась дверь, как кто-то, шумно вздыхая, нашарил на стене выключатель, как разулся, снял верхнюю одежду и тихонько прокрался в комнату:
-Эй, Ванья, ты спишь?
Позволить себе такое – оказаться достаточно наглым и уверенным в отсутствии неприятных последствий – мог только Альфред. Он-то и мялся сейчас у входа в ожидании, когда же глаза привыкнут к темноте и можно будет разглядеть хозяина квартиры.
-А что я могу делать в пять утра? – ворчливо отозвался Брагинский. Ему как раз начало казаться, что вот-вот Морфей накроет легким крылом его разум и унесет… да куда угодно, лишь бы не клевать носом на работе, как в прошлый раз. А тут – это. – Зачем явился?
-Соскучился, - улыбнулся Альфред и неуверенно, вытянув руки перед собой, шагнул на голос невидимого пока собеседника. – Опять полуночничаешь?
-Книжку умную читаю…
-В темноте?
-…«Этикет в разных странах» называется. Там, между прочим, написано, что американцы пунктуальны, никогда не приходят в гости раньше назначенного времени, не опаздывают больше, чем на пятнадцать минут, и уж точно не являются без приглашения.
Пока Иван говорил, Альфред успел подобраться к нему вплотную и умоститься на подлокотнике кресла, с довольным видом разглядывая проступающий из темноты силуэт Брагинского.
-И что? А у нас в некоторых книгах написано, что в России по улицам медведи бродят!..
-И отдельные личности этому даже искренне верят.
-А вот именно этого делать как раз и нельзя, Ванья, - нравоучительным тоном продолжил гость, кивая самому себе. – Доверять можно только тому, что сам видел.
-И то не всегда…
-Что? – не расслышал Альфред.
-Зачем пришел, говорю.
-Ты уже спрашивал. А я ответил. Соскучился, - шепнул Альфред, соскальзывая к Ивану на колени и обвивая его руками.
-Ага. А может это опять какой-нибудь бред на счет Грузии?
-Причем тут Грузия? – Альфред говорил куда-то в шею Брагинскому, оттянув в сторону шарф и обдавая кожу горячим дыханием. – Грузия здесь абсолютно ни причем. Стал бы я ради него тащиться в такую даль сразу после работы.
«Еще как стал бы, - подумал Иван, чувствуя, как тот покрывает кожу едва ощутимыми поцелуями. – Ты та еще сволочь, Альфред, хоть внешне и не похож. Такая же, как и мы все.»
Но вслух сказал другое:
-Ты хоть сегодня спал?
-Ага, в самолете. А ты?
В ответ – молчание. Только сильные руки крепко-крепко сжали в объятиях. И Альфред растаял, растекся лужицей чистого удовольствия от того, что о нем заботятся. Раньше Иван таких вопросов не задавал. Он вообще разговаривал мало. Оно и понятно, учитывая ситуацию: распад СССР, завал в экономике, а тут еще и Альфред…
Унижать гордого Брагинского было чертовски приятно, один только вид его полной покорности, пусть даже равнодушно-отстраненной приводил в экстаз. Альфред вляпался в эту паутину с самого начала и с каждым днем увязал больше и больше – если началось все с несколько болезненных подколок, игры на нервах поверженного противника, то закончилось довольно неожиданно – постелью. Просто… так получилось. То ли шутка зашла слишком далеко, то ли в голову кровь ударила. Или в другое место.
Как бы то ни было, Альфред просто поплыл по течению – и обнаружил под собой Брагинского. На голом паркете, полураздетого, со спущенными до щиколоток штанами… На голове у него было сущее воронье гнездо, глаза странно поблескивали под прикрытыми веками, дыхание было прерывистым и хриплым, а на груди расцветало пятно засоса. Ближе к концу… «шутки» оно стало далеко не единственным.
В тот раз все закончилось довольно быстро – в конференц-зале особо не разгуляешься – по-быстрому перепихнулись, оделись и разбежались по своим делам. Вот только Альфред, глядя в спину уходящему Ивану, почувствовал, что хоть и кончил, но удовлетворения не получил. Затевалось-то все ради того, чтобы опустить бывшего соперника, по его собственному выражению, ниже плинтуса. А тут… вообще ничего не понятно. Что он чувствовал, почему не сопротивлялся, отчего молчал? Ни черта не разберешь по его непроницаемой физиономии.
А уж ушел-то он как! Словно и не было никакого Альфреда. Ни поцелуев, ни рук на бледной коже, ни глухих стонов (только с одной стороны, ведь сам Брагинский не издал ни звука…).
Спустя некоторое время все повторилось, с той разницей, что подготовлена встреча в этот раз была более тщательно. Альфред постарался. Альфред узнал все, что не любит чертов русский, и обставил «свидание» соответственно. И снова – глухо. Размеренные движения, непроницаемые глаза и вечная улыбка, от которой на стену лезть хочется. Он тогда нагло так поинтересовался у Брагинского, снимает ли тот свою улыбку хоть иногда? А он в ответ… улыбнулся. Гордая сволочь.
Естественно, удовлетворенным Альфред не почувствовал себя и в этот раз.
Так оно с тех пор и повелось: они встречались, американец пытался пробить броню невозмутимости Брагинского, ничего не получалось, они занимались сексом и расходились. Позже Альфред успокоился и остался только секс. Спустя еще какое-то время ему стало мало этих коротких встреч. Тогда Альфред просто сел в самолет, прилетел в Россию, и несколько часов мерз под дверью – Иван послал его прямо с порога. Вот только Альфред не привык сдаваться – являлся снова и снова, и все-таки переупрямил проклятого русского, получив даже не разрешение приходить, а сразу ключи от квартиры. Он тут же решил, что Иван «приоткрыл дверь своего сердца». А тому просто надоел еженощный трезвон, вот он и решил отделаться малой кровью…
Альфред никогда не спешил уйти из квартиры Брагинского. Он даже из постели не выбирался. И непрерывно жаловался на холод – то ли не от всех предрассудков избавился, то ли старался таким образом удержать любовника под боком. В качестве личной грелки. Иван был уверен, что верны оба варианта. Иногда спрашивал себя, какой все-таки вернее, но как-то вяло, без огонька. А из постели тоже вылезать не спешил. Разнообразие, мать его. Все лучше, чем одиноко прирастать задницей к креслу.
Как-то раз на американца напала говорливость. Вот так, ни с того, ни с сего, он принялся разглагольствовать обо всем подряд, интересоваться, как идут дела в России, даже помощь предлагал по восстановлению экономики. Брагинский молчал, слушал и все пытался понять, что же это нашло на Альфреда.
А тот соловьем заливался:
-… не останавливаться на достигнутом. Непрерывно ставить себе все новые и новые цели и стремиться к их достижению. Только так можно добиться успеха! Нельзя ждать, когда удача повернется к тебе лицом, нужно самому постараться и ухватить ее за хвост…
-Спи уже, ухватчик. Тебе завтра еще домой лететь.
Альфред тогда еще долго целовал Ивана и радостно блестел глазами, довольный проявленной любовником «заботой», не замечающий, что тот отвечает на поцелуи постольку-поскольку и вообще, словно находится где-то не здесь. Когда он, наконец, угомонился и заснул, Иван все еще думал о строптивой девке-удаче и о том, как нужно с ней поступать.
А после покосился на спящего любовника, вспомнил Евросоюз, ООН, еще море всякой дребедени… и с улыбкой шепнул в темноту:
-Нагну ведь. Как любую девку – нагну. Ни ее не спрошу, ни вас.
Альфред этого не услышал. И встречи продолжались.
URL записиАвтор: Neverra
Бета: Нет
Фандом: Хеталия
Размер: драббл
Рейтинг: PG-15
Жанр: романтика, да... (интересно, а есть жанр "патриотизм"? если нет, то надо срочно придумать! правда, у меня он какой-то неправильный...)
Персонажи: Бригинский, Альфред.
Дисклаймер: все принадлежит автору Хеталии (да, я опять забыла его фамилию, а искать лень!), я же, проползая мимо...
Размещение: Где хотите, только отпишитесь.
Предупреждения: 1) Ну, что ООС - это классика.
2) Автора несет, а куда - он и сам не знает.
3) Еще, наверняка, были причины, покоторым этот фик не выкладывался несколько месяцев, но... столько дней прошло. Может, я про него просто забыла?
4) Где начало и конец - с ходу фиг определишь. И, да, нарушенная хоронология, она такая нарушенная...
читать дальшеВ огромной квартире не теплилось ни единого огонька. Хотя, огромной она была для кого угодно, но не для бывшего СССР – с его старым домом мало что способно сравниться… или вообще ничто. Вот только жило в том доме такое количество народу, что даже он, как иногда казалось, был несколько тесноват, а уж свет там жгли сутками. А потом все разбежались кто куда и… Иван просто не видел причин оставаться в одиночестве в пустом доме. Только душу травить, да нервы портить.
Тогда он поступил почти неприлично просто: приобрел жилплощадь поменьше, да переехал, сообщив нужным людям свой новый номер телефона. И не стал, как ожидали – как надеялись – европейцы, закатывать истерику и удерживать уходящих. Хотят – пусть катятся. Ему и так не кисло.
…а в новой квартире все тихо-мирно, никто не топает по коридору, не таскает втихую из холодильника «вкусненькое», нет очереди в туалет, и не горит свет ночами. Хоть Брагинский и не спит…
Этой ночью Иван тоже почти не спал. Сидел в кресле, положив руки на подлокотники, смотрел в незашторенное окно, да изредка погружался в дрему. Такая вот своеобразная реакция на одиночество. Он бы смеялся, останься у него силы.
Когда на площадке раздались чьи-то шаги, он только вяло удивился, кто это там шатается среди ночи, но когда возле его двери загремели ключи и раздался щелчок открываемого замка, все его внимание вновь было обращено на окно. Он не слушал, как открылась дверь, как кто-то, шумно вздыхая, нашарил на стене выключатель, как разулся, снял верхнюю одежду и тихонько прокрался в комнату:
-Эй, Ванья, ты спишь?
Позволить себе такое – оказаться достаточно наглым и уверенным в отсутствии неприятных последствий – мог только Альфред. Он-то и мялся сейчас у входа в ожидании, когда же глаза привыкнут к темноте и можно будет разглядеть хозяина квартиры.
-А что я могу делать в пять утра? – ворчливо отозвался Брагинский. Ему как раз начало казаться, что вот-вот Морфей накроет легким крылом его разум и унесет… да куда угодно, лишь бы не клевать носом на работе, как в прошлый раз. А тут – это. – Зачем явился?
-Соскучился, - улыбнулся Альфред и неуверенно, вытянув руки перед собой, шагнул на голос невидимого пока собеседника. – Опять полуночничаешь?
-Книжку умную читаю…
-В темноте?
-…«Этикет в разных странах» называется. Там, между прочим, написано, что американцы пунктуальны, никогда не приходят в гости раньше назначенного времени, не опаздывают больше, чем на пятнадцать минут, и уж точно не являются без приглашения.
Пока Иван говорил, Альфред успел подобраться к нему вплотную и умоститься на подлокотнике кресла, с довольным видом разглядывая проступающий из темноты силуэт Брагинского.
-И что? А у нас в некоторых книгах написано, что в России по улицам медведи бродят!..
-И отдельные личности этому даже искренне верят.
-А вот именно этого делать как раз и нельзя, Ванья, - нравоучительным тоном продолжил гость, кивая самому себе. – Доверять можно только тому, что сам видел.
-И то не всегда…
-Что? – не расслышал Альфред.
-Зачем пришел, говорю.
-Ты уже спрашивал. А я ответил. Соскучился, - шепнул Альфред, соскальзывая к Ивану на колени и обвивая его руками.
-Ага. А может это опять какой-нибудь бред на счет Грузии?
-Причем тут Грузия? – Альфред говорил куда-то в шею Брагинскому, оттянув в сторону шарф и обдавая кожу горячим дыханием. – Грузия здесь абсолютно ни причем. Стал бы я ради него тащиться в такую даль сразу после работы.
«Еще как стал бы, - подумал Иван, чувствуя, как тот покрывает кожу едва ощутимыми поцелуями. – Ты та еще сволочь, Альфред, хоть внешне и не похож. Такая же, как и мы все.»
Но вслух сказал другое:
-Ты хоть сегодня спал?
-Ага, в самолете. А ты?
В ответ – молчание. Только сильные руки крепко-крепко сжали в объятиях. И Альфред растаял, растекся лужицей чистого удовольствия от того, что о нем заботятся. Раньше Иван таких вопросов не задавал. Он вообще разговаривал мало. Оно и понятно, учитывая ситуацию: распад СССР, завал в экономике, а тут еще и Альфред…
Унижать гордого Брагинского было чертовски приятно, один только вид его полной покорности, пусть даже равнодушно-отстраненной приводил в экстаз. Альфред вляпался в эту паутину с самого начала и с каждым днем увязал больше и больше – если началось все с несколько болезненных подколок, игры на нервах поверженного противника, то закончилось довольно неожиданно – постелью. Просто… так получилось. То ли шутка зашла слишком далеко, то ли в голову кровь ударила. Или в другое место.
Как бы то ни было, Альфред просто поплыл по течению – и обнаружил под собой Брагинского. На голом паркете, полураздетого, со спущенными до щиколоток штанами… На голове у него было сущее воронье гнездо, глаза странно поблескивали под прикрытыми веками, дыхание было прерывистым и хриплым, а на груди расцветало пятно засоса. Ближе к концу… «шутки» оно стало далеко не единственным.
В тот раз все закончилось довольно быстро – в конференц-зале особо не разгуляешься – по-быстрому перепихнулись, оделись и разбежались по своим делам. Вот только Альфред, глядя в спину уходящему Ивану, почувствовал, что хоть и кончил, но удовлетворения не получил. Затевалось-то все ради того, чтобы опустить бывшего соперника, по его собственному выражению, ниже плинтуса. А тут… вообще ничего не понятно. Что он чувствовал, почему не сопротивлялся, отчего молчал? Ни черта не разберешь по его непроницаемой физиономии.
А уж ушел-то он как! Словно и не было никакого Альфреда. Ни поцелуев, ни рук на бледной коже, ни глухих стонов (только с одной стороны, ведь сам Брагинский не издал ни звука…).
Спустя некоторое время все повторилось, с той разницей, что подготовлена встреча в этот раз была более тщательно. Альфред постарался. Альфред узнал все, что не любит чертов русский, и обставил «свидание» соответственно. И снова – глухо. Размеренные движения, непроницаемые глаза и вечная улыбка, от которой на стену лезть хочется. Он тогда нагло так поинтересовался у Брагинского, снимает ли тот свою улыбку хоть иногда? А он в ответ… улыбнулся. Гордая сволочь.
Естественно, удовлетворенным Альфред не почувствовал себя и в этот раз.
Так оно с тех пор и повелось: они встречались, американец пытался пробить броню невозмутимости Брагинского, ничего не получалось, они занимались сексом и расходились. Позже Альфред успокоился и остался только секс. Спустя еще какое-то время ему стало мало этих коротких встреч. Тогда Альфред просто сел в самолет, прилетел в Россию, и несколько часов мерз под дверью – Иван послал его прямо с порога. Вот только Альфред не привык сдаваться – являлся снова и снова, и все-таки переупрямил проклятого русского, получив даже не разрешение приходить, а сразу ключи от квартиры. Он тут же решил, что Иван «приоткрыл дверь своего сердца». А тому просто надоел еженощный трезвон, вот он и решил отделаться малой кровью…
Альфред никогда не спешил уйти из квартиры Брагинского. Он даже из постели не выбирался. И непрерывно жаловался на холод – то ли не от всех предрассудков избавился, то ли старался таким образом удержать любовника под боком. В качестве личной грелки. Иван был уверен, что верны оба варианта. Иногда спрашивал себя, какой все-таки вернее, но как-то вяло, без огонька. А из постели тоже вылезать не спешил. Разнообразие, мать его. Все лучше, чем одиноко прирастать задницей к креслу.
Как-то раз на американца напала говорливость. Вот так, ни с того, ни с сего, он принялся разглагольствовать обо всем подряд, интересоваться, как идут дела в России, даже помощь предлагал по восстановлению экономики. Брагинский молчал, слушал и все пытался понять, что же это нашло на Альфреда.
А тот соловьем заливался:
-… не останавливаться на достигнутом. Непрерывно ставить себе все новые и новые цели и стремиться к их достижению. Только так можно добиться успеха! Нельзя ждать, когда удача повернется к тебе лицом, нужно самому постараться и ухватить ее за хвост…
-Спи уже, ухватчик. Тебе завтра еще домой лететь.
Альфред тогда еще долго целовал Ивана и радостно блестел глазами, довольный проявленной любовником «заботой», не замечающий, что тот отвечает на поцелуи постольку-поскольку и вообще, словно находится где-то не здесь. Когда он, наконец, угомонился и заснул, Иван все еще думал о строптивой девке-удаче и о том, как нужно с ней поступать.
А после покосился на спящего любовника, вспомнил Евросоюз, ООН, еще море всякой дребедени… и с улыбкой шепнул в темноту:
-Нагну ведь. Как любую девку – нагну. Ни ее не спрошу, ни вас.
Альфред этого не услышал. И встречи продолжались.
